Полноватый, с округлым добродушным лицом и искринками в глазах, этакий весельчак и чревоугодник, но явно с определенными понятиями порядочности. В общем, симпатичный человек.
– Где я? – вопрос был сакраментальным и предсказуемым, как рифмы в современных мне песнях.
– В Англии, – сноровисто занимаясь моими повязками, отозвался доктор. С этаким утонченным английским юмором.
– Я знаю. Какой город? – Ничем пока конкретное местонахождение мне помочь не могло, однако…
– Вы в поместье вашего победителя. – Показалось, или доктор взглянул на меня с некоторой долей сочувствия?
– Понятно. – Имя победителя мне все равно сказать ничего не могло. И я вновь погрузился в беспамятство.
Опять потянулись скучные дни. Хорошо, хоть слух у Гранье стал восстанавливаться. Вначале мы даже общаться не могли. Жестами по причине ранений было трудновато, а писать – нечем и не на чем. Приходилось лежать да смотреть в потолок, хотя на нем была изучена каждая трещинка.
– Доктор, мои матросы здесь есть? – спросил я врача во время его следующего визита.
– Нет. Насколько знаю, их содержат в общем лагере.
– А много? – До уничтожения пленных в Европе, как правило, не доходило. Времена Средневековья прошли, и отношение к захваченным противникам было сравнительно гуманным.
– Человек тридцать – сорок, – пожал плечами доктор.
Он, очевидно, заметил мои переживания и счел нужным утешить:
– Как я слышал, нашим досталось не меньше. Уцелел от силы один матрос из трех, а то и из четырех. На двух фрегатах после боя вообще не осталось офицеров. Баронет уцелел чудом.
Это действительно радовало. Если погибать, то хоть прихватить с собой как можно больше противников.
– Спасибо, доктор. – Кроме слов, отблагодарить врача мне было нечем. Во время моего беспамятства, может, еще пленения, у меня забрали не только деньги, но и перстень с пальца, золотую цепь и прочие безделушки, которые приходилось носить для обозначения своего статуса.
– За что? – Нет, чем-то он мне определенно нравился.
Наверно, тем, что в отличие от многих нынешних и грядущих коллег относился к пациентам достаточно человечно.
– За новости. И за то, что вы меня лечите.
Доктор вздохнул. Я сразу почувствовал некий подвох, нечто, не устраивающее доктора, хотя бороться с ним он не мог.
Он явно колебался, говорить ли мне правду, и пришлось немного его подтолкнуть к дальнейшему разговору.
– У меня еще какие-нибудь неприятности?
Эскулап отвел взгляд, однако признался:
– Баронет приказал вас вылечить, во что бы то ни стало лишь для того, чтобы повесить.
Да… Я явно переоценил гуманизм эпохи.
– По какому праву? Баронет – палач-любитель? Убийство без суда… – Я не столько возмущался, сколько интересовался.
– Почему без суда? Вас будут судить как пирата. А для них приговор один, – вздохнул доктор.
– Между прочим, я – французский офицер. И имею каперский патент от Его Величества Людовика.
Юридическая тонкость: капер – лицо, состоящее на службе у конкретного государства, и имеет полное право захватывать не только вражеские суда, но и корабли нейтральных стран, если они перевозят какой-то груз к противнику. Поэтому в случае плена никакому суду он не подсуден.
– Мне сказали – пират. – Доктор вновь отвел взгляд.
– Я никогда в жизни не был пиратом. – Надеюсь, ответ прозвучал с приличествующей случаю гордостью.
Я не лгал. Даже в Карибском море у меня имелись соответствующие бумаги и разрешения грабить встречных-поперечных. Как практически у всех флибустьеров.
И, добивая эскулапа окончательно, добавил:
– И имею честь быть кавалером ордена Святого Людовика.
Ордена еще не превратились в общедоступные побрякушки, и каждый кавалер был, как правило, лично известен королю.
Все вместе это произвело на доктора определенное впечатление. Намерения баронета теперь предстали в другом свете.
Только чем в подобном случае мог помочь врач? Констатировать у титулованного мерзавца сумасшествие вкупе с манией величия?
– Доктор, я вам буду очень благодарен, если намерения баронета станут известны обществу. – Конечно, лучше было бы послать весточку друзьям, но на подобную помощь я не надеялся. – Во Франции у меня достаточно средств.
Бескорыстие – настолько редко встречающаяся вещь, что лучше любое доброе дело подкреплять чем-то существенным.
Колебался эскулап недолго. Он практически ничем не рисковал. Шепнуть одному-другому из знакомых о том, что одного из пациентов собираются незаконно казнить, – кто найдет тут состав преступления? Недовольство баронета, если он сумеет узнать про источник информации, вряд ли выйдет за пределы некоторых принятых в обществе норм. Средневековый беспредел позади, и сейчас казнить людей предпочитает государство, да еще обставляя данное «благодеяние» процедурами всевозможных обвинений. Хотя признания частенько выколачиваются из подследственного пыткой. Если дело сложнее, чем кража куска хлеба в лавке. За кражу без всяких пыток просто отрубают руку. Или в случае острой нужды отправляют на флот. Что гораздо хуже.
Зато наверняка получится прибавить к накоплениям сотню-другую гиней. Что только поднимет рейтинг врача в глазах соплеменников. Не каждому удается заработать на чужом пленнике.
Это тоже было веянием новых времен и протестантской религии. Любые доходы стали считаться особым расположением Бога. Вопрос, как они пришли, в данном свете превратился в неважный. Убил ли, ограбил, главное – сумел разбогатеть сам, и, значит, Господь на небе заранее отпустил тебе все грехи.