Столы ломились от всевозможных блюд, вина подавались самые выдержанные и отменные. Даже стало жалко, что я не знаток и ничего не понимаю в букетах и ароматах.
Вышколенная прислуга сноровисто и без напоминаний наполняла наши тарелки и кубки. В остальном же вела себя так, словно мы в зале одни.
Из всех детей с нами некоторое время восседал лишь Маратик. Остальные сидеть пока вообще не умели. Наследник Мишеля был старше моего всего на пару месяцев и пребывал под неусыпной заботой целого сонмища кормилиц и нянек. Туда же за компанию отправили и моего.
Наташа прежде переживала: мол, как же в чужих руках, – но быстро попривыкла, успокоилась. Все же сынок порядочную часть времени проводил то с Жаннет, то с Юлей.
Юля порою вообще воображала себя его матерью… Благо, отношения между моими женщинами были весьма специфическими и они во многом составляли нечто единое.
Хорошее настроение не может разрушить даже этикет. Мы много шутили, зачастую на грани пристойности, а порою – и за гранью. Хотя и по меркам моих времен. Нравы меняются, многое приличное становится неприличным, и наоборот.
Снаружи уже давно стемнело. В зале тоже царил полумрак. Вместо окон – бойницы. Тут и днем-то света маловато. И теперь масса свечей, горевших в многочисленных подсвечниках и прочих канделябрах, никак не могла справиться со своим извечным врагом.
Но так даже приятнее. При ярком освещении пьют только извращенцы. Полумрак делает людей более близкими, а чувства поневоле открываются навстречу собеседникам.
Наши дамы не выдержали первыми. Они удалились небольшой стайкой. Как подозреваю – немного посплетничать в своем кругу. Да и попутно обговорить массу вещей, которые мужчинам неинтересны. Мы же тоже частенько предпочитаем общаться в мужском коллективе.
Ужин был настолько обилен, что больше есть я не мог. Даже вино не пьянило. Вроде нетрезв и в то же время не столько пьян, сколько тяжел. Не только сам. Мысли тоже обрели некоторую материальность и едва ворочаются в мозгу. Но расставаться не хочется. Куда спешить, когда вокруг друзья, а на столе еще масса запыленных бутылок?
– Завтра отправимся на охоту, – как нечто само собой разумеющееся сообщает Мишель.
– Да ну ее! – Вот чего не люблю! Вино позволяет многое, и я, не удержавшись, спрашиваю: – Вы что, все время тут живете?
– Разве плохо? У меня земель столько, что за три дня не объедешь! – В голосе Мишеля звучит хвастовство. Но и что-то еще, малозаметное, тоже проскальзывает.
Неужели капитан скучает по битвам?
– Так и среди людей порою показаться надо. – По нынешним временам слуги и крестьяне людьми не считаются.
– Разве соседей мало? То мы к ним, то они к нам, – улыбается хозяин. – Теперь вот вы приехали в гости.
– Нет, но со своей родословной вы вполне могли бы блистать во дворце, – невесть из-за чего уперся я.
Мишель некоторое время молча вертит в руках пустой кубок, а затем сообщает:
– Были мы во дворце. Сразу после возвращения. Больше не хочу.
– Почему? – на этот раз встревает Ширяев. Уж не знаю, что он воображает о Версале со своими романтическими представлениями.
– Наш король как-то заявил, что государство – это он. Но если бы только заявил! Его Величество не привык встречать отказа и считает, что все во Франции принадлежит исключительно ему. Включая жен его подданных, – жестко отвечает Мишель.
Теперь понятно. Рита – женщина интересная не только внешностью. Помимо лица и фигуры в представительницах слабого пола очень важна изюминка, пресловутый французский шарм. А в бывшей журналистке есть такое, что сейчас не встретишь. Вот стареющий ловелас и обратил на нее свое милостивейшее внимание. При этом напрочь забыв, что есть то, чем не делятся даже с королями. Во всяком случае, нормальные люди.
Один из немногих оставшихся с нами слуг вновь разливает вино, и Мишель в который раз поднимает кубок:
– Бог с ним, с королем. Давайте все-таки махнем на охоту. С самого утра. У меня такой лес есть неподалеку…
При этом он несколько оживился. Наверняка мысленно стрелял зайцев. А то и брел с рогатиной на медведя.
Хотя вряд ли тут уцелели медведи. Уж очень много желающих постелить у постели вместо коврика бурую шкуру.
– Нет. Лучше просто покатаемся, посмотрим, отдохнем. И не с самого утра! – Я заранее думаю, что рано встать мы не сможем.
– Хорошо. Я покажу вам свои владения, – покладисто соглашается Мишель. – Вокруг такие места…
Убедить его сейчас не особенно трудно.
Давно перевалило за полночь, когда мы устаем настолько, что решаем расстаться. До утра. А уж утром продолжим.
Нет, я в общем-то не пьян. Голова разве что тяжеловатая. Сколько я спал за долгую дорогу? Но замок чуть покачивается, как бригантина на волнах. Несильно, чуть-чуть.
И лишь поднимаясь в отведенные моему семейству комнаты, я осознаю, чего не хватало в нашей беседе.
За все время никто ни разу не помянул об идущей войне. Словно ее не было в природе, а если и была, то стоит ли беседовать о чем-то настолько незначительном?
И после этого меня пытаются привлечь к участию, будто мне это надо больше, чем всем остальным подданным, вместе взятым!
Да, нравы тут у них!
Последующие две недели становятся непрерывным праздником. Не в смысле пьянок. Вино к столу в здешних краях – не более чем будни. Нечто, не заслуживающее даже упоминания.
Нет, данный праздник скорее сродни долгожданному отпуску после долгой и непрерывной работы. Верховые и пешие прогулки по живописным окрестностям, катание на лодках по огромному озеру, неторопливые беседы обо всем и ни о чем, по ночам – жаркие объятия моих подруг. Размеренная спокойная жизнь без забот и хлопот, наполненная единением со всем окружающим миром и каким-то пронзительным ощущением бытия.